— Спасибо, к сожалению, пара дней проблему не решат. Буду иметь в виду, если совсем допекут.

— Значит, смотри по состоянию. К концу месяца заседание кафедры в расширенном составе с ректором. Понимаешь, по какому вопросу? — смотрит укоризненно.

Да Пресвятые Просветители, и ежам предельно ясно, по какому. Но что тут скажешь-то?

— А что околонаучные темы закончились? — вяло язвлю.

— Какая может быть наука, когда здесь такая Санта-Барбара образовалась, — Игорь Александрович недовольство не скрывал. — Мы предпринимаем некоторые меры для снижения накала страстей, но в их результативности я пока не уверен. Поэтому просьба — не добавляйте мне поводов для беспокойства, Маргарита Анатольевна.

Пожимаю плечами:

— Да я как-то и не начинала вроде бы. Обморок да, на нервной почве, плюс смена часовых поясов и климатических зон.

— Это понятно, — Шеф вздыхает, потирает подбородок. — Кратко мне сейчас и по сути: что у тебя с Сашей?

— Мы с сыном переехали ко мне. Я нашла адвоката. Он будет заниматься всеми формальностями. Александр Михайлович уведомлен о том, что я желаю с ним развестись. Он против. Угрожал отнять сына, — так достаточно кратко?

— Ясно, что ничего не ясно. Саша чувствует себя уязвленным, да…

Саша что делает?

На фиг это ваше воспитание!

Что за поклеп и наветы?

Он вот сейчас серьезно?

— С каких таких плюшек, я извиняюсь? Если бы его офисный секс с секретаршей прогремел на весь ю-туб, как сын грозился, то у видео с рейтингом 21+ миллион просмотров был бы почти мгновенно, без сомнения. А уязвленной, вообще-то, чувствую себя я, так-то.

Ошарашенный зав.каф — занятное зрелище, скажу я вам.

Любопытно посмотреть, однако.

— Что?

— Не совсем понимаю вопрос, — теперь я гляжу на руководство. Укоризненно и с недоумением. — У Саши бурный и страстный роман с секретаршей с ноября месяца прошлого года примерно. Как показала практика, христианка я практически никакая, ничего повторно подставлять не собираюсь. Мы разводимся. Точка.

Шеф вскочил, бросив на стол между нами очки.

Ясно, это значит нашего Универа фишечка, а не только Саша такой находчивый. Понимающие люди заценили и с удовольствием применяют. Иногда автоматически.

Да нормально все. Я потерплю, меня уже не торкает.

Пометавшись по кабинету, Игорь Александрович рухнул в свое монструозное кресло и развернулся ко мне всем корпусом. Куда там все негодование и пренебрежение девалось:

— Я несколько в шоке, ибо то, что Александр на кафедре распространяет — из другой оперы.

— Кто удивлен? Верится с трудом, что он признается прилюдно. А общественность, меж тем, очень даже в курсе. Говорят, это мне за все хорошее воздалось, бумерангом. Странно, что Вы не слышали, — святое дело коллег слегка забрызгать. За все хорошее, да.

— Еще я этих ведьм престарелых не слушал. У них такие конспирологические теории новые каждую неделю, куда там «Рен-ТВ» и «Пусть говорят». Сплошной бред воспаленного сознания.

Задумчиво потираю переносицу, морщусь, а потом неохотно предлагаю:

— Видео мне сын сбросил. Могу, конечно, придать гласности. Позориться, так уж по полной программе, чего там. Но пока мы его для суда держим.

— О, то есть дошло до такого уровня противостояния, — оказывается, эмоции могут иметь запах. Неожиданно.

Искреннее изумление Шефа пахнет зеленым чаем и мятой.

Или это у меня психо-защиты срабатывают? Устало и как-то беспомощно выдыхаю:

— Пока нет, но все возможно.

Хочется снова плакать. Кошмар. Разморозилась, ежки-плошки.

Шеф хмурится и искоса на меня поглядывает. Ждет.

И я справляюсь. Как всегда до этого.

Так, смахнула небрежно ладонью со щек лишнее.

— Хорошо, про Сашу я уловил. Теперь другой вопрос — что у тебя с Владимиром? — и взглядом так, как листом бумаги по ладони, резанул.

Хмыкнула. Тут-то я давно готова. Все обдумала, пока моталась по китайским городам и весям:

— Уже ничего. Флирт завершился в Цзилине, когда я узнала о принципиальном моменте, который напрочь лишает все наши возможные отношения будущего.

Мятой потянуло сильнее.

— Ничего не понял, но ладно, — Игорь Александрович выпрямился в кресле, потер ладони. — Если резюмировать, то с мужем ты разводишься, потому что он тебе изменил. В новые отношения не вступаешь. Живешь с сыном в собственной квартире.

Можно, конечно, и так изложить в очень кратком пересказе.

— Так точно.

— Все, иди, Маргарита, домой. Не нервируй меня. Мне еще Сашин загул переварить как-то надо. Это же меняет вообще всю картину, — пробормотал Игорь Александрович и повелительно махнул мне рукой на дверь.

И я пошла. Я же все еще приличная, хорошо воспитанная девочка.

Шла домой пешком и вспоминала новый опыт, который был мне предложен терапевтом на сегодняшней встрече.

И осознавала весь ужас тех рамок, в которых прожила сорок лет практически.

В просторном кабинете психотерапевта из мебели присутствовали шкаф-купе, чайный столик с кофеваркой, ти-потом и посудой, круглый стол со стульями вокруг, два кресла и диванчик.

На одном из кресел сидела хозяйка, а мне всегда предлагались на выбор: стул, диван и второе кресло. Как ни парадоксально, я выбирала диван. Устраивалась, мостилась на него изо всех сил, но чувствовала себя очень неуютно.

А потом в середине приема прозвучал неожиданный вопрос:

— Маргарита, а что бы Вы хотели изменить в формате наших встреч прямо сейчас?

И я, подумав, оглядевшись по сторонам и собравшись с духом, переместилась на кресло.

А после этого простого действия на меня наконец-то снизошла благодать.

Потому что я вообще всю свою сознательную жизнь хотела сидеть в кресле.

Для меня оно, глубоко внутри, было символом обособленности от семьи. В нем я могла быть сама собой, не оглядываться на родственников и не искать их одобрения и поддержки. А садилась я по жизни на диван, потому что в детстве мама сказала: «Рита, все приличные девочки тихо и скромно сидят в уголке дивана. При его наличии в комнате — всегда».

Если честно, это оказалось серьезным откровением. И моя подспудная ненависть к диванам вдруг получила внятное объяснение.

Мне действительно стало легче.

Но вышла из кабинета я все равно в слезах.

Надеюсь, этот слезоразлив когда-нибудь закончится.

Глава 49

Время сменить взгляд и подход

'Чиста небесная лазурь,

Теплей и ярче солнце стало,

Пора метелей злых и бурь

Опять надолго миновала…'

А. Н. Плещеев

Боги, когда? Когда уже придет тепло?

Вот чтобы «Ля-ля-тополя» или «Welcome to the club»? Чтобы благоухало летом?

Можно весной.

Но весна — это трудная пора. Обновление, если оно случается на самом деле, происходит через боль и кровь. Уж женщины-то знают.

А весна — символ и ежегодный шанс начать сначала. Правда, мало кто рискнет. Возможно, только тот, кому нечего терять.

И вот для них весна — время тревоги и неожиданных откровений. И ароматов тоже.

А в нашем городе она пахнет пылью, поднимаемой уборочной техникой, арбузной, ежки-плошки, омывайкой вдоль дорог, а с апреля и корюшкой, простите, Пресвятые Просветители. Огурцы окружают…

Но это все ароматы тепла, дух перемен, веяние свободы.

Я вышла из дома, оценила сияние редкого в наших широтах солнца и решила идти до работы пешком, наплевав на метро.

Когда пересекала Обводный канал по мосту, то удивилась — как много в мире изменилось за то время, что я жила в спальнике: отделка офисных и отреставрированных исторических зданий, новые кафе, салоны, магазины на пути. И люди. Как же изменились люди.

Почему я этого не замечала? Не видела? Или не хотела?

Десять лет!

Десять!

Из них хорошего только родной ослик, командировки в Китай и пара десятков достойных дипломных работ.

Пресвятые Просветители, я же впустую живу…