В трубке чуть не плачет Лада:

— Я э-э-э немного расстроилась…

— Вы психанули и спустили на Руса всех собак за недостойное поведение его отца, — рулить надо твердою рукою, иначе мы тут соплями умоемся и слезами захлебнемся. А время дорого.

— Вероятно, так и есть.

Подбадриваю девочку на расстоянии, как могу. Могу я плохо, это всем известно. Даже мне:

— Огонь-пожар. Дальше…

— Ну, он вышел из класса, и с тех пор никто ничего не знает о нем.

Обалдеть. Картина Репина, ежки-плошки.

Отец решил, что сын у Леры, Лера — наверняка, что у отца. Шикарно, твою молекулу!

— То есть, вчера он ушёл из школы и сегодня его нет? Что Александр Михайлович сказал Всеволоду Бенедиктовичу? — прощупаем, насколько история получила огласку.

Лада становится все тише и печальнее:

— Мне не известно, но друзья до него дозвониться не могут. Телефон выключен.

— Ясно. Если толку от Миронова нет, можно связаться с Валерией Сергеевной — это биологическая мать Руслана, первая жена Александра Михайловича. Телефон должен быть в личном деле.

— Ой, простите. Я не знала. Он только о Вас говорил «моя мама». И телефон для связи дает всегда Ваш. Ну он же Миронов — Коломенский, мы все думали… — знаю я, что вы там все думали. Но на это мне, и правда, наплевать.

— Я стала его мамой десять лет назад, когда вышла замуж за его папу. Давайте так: я обзвоню родственников и знакомых, не связанных со школой. А вы наоборот.

Молодежи, особенно нервной и тревожной, нужен четкий план действий с контрольными точками:

— Да, конечно. Спасибо! Я сразу же напишу, как будут новости. Я так беспокоюсь…

— А уж я-то как… договорились. Жду вестей.

Вашу же мать.

Это что ещё за номер. Они там с ума, что ли, посходили?

Набираю Руслана. Глухо.

Сашу. Так же.

Игната, Ваню — ответ один: «Со вчера не видали. Ушел из школы злющий».

Леру.

Ну, здравствуй, истерика.

— Рита, ты не представляешь! Звонит какой-то мужик мне и такой: «Где ваш сын?», а я, дура, думала, опять кто-то из близнецов начудил. А это Рус. Да, я его родила, но сын он давно уже твой. А тому мужику Саша сказал — у матери, ну, я возьми и ляпни — у второй, наверное. Что теперь будет?

Лера стрекотала, как МИ-8 на взлете. Но основное я уловила.

— Выдохни. Все ищем. Найдется обязательно. Я сейчас возьму билеты и первым рейсом буду.

— Ох, Рита! Спасибо! Я же не могу, ты понимаешь, но так боюсь…

— Успокойся сама, у тебя мелкие, мать и муж. Все, я поняла. Разберусь.

Выдох.

Разберусь.

Я.

Как всегда.

На плечи ложатся горячие ладони:

— Что случилось, моя Королева?

— Брось это. Мне не до чего сейчас. Рус пропал.

— В смысле пропал?

— В коромысле, Влад. Ребенок вчера ушел из школы после скандала, а до этого, утром, поругался с отцом. С момента выхода из школы его никто не видел и не слышал. Все. Телефон выключен, на почту я сбросила сообщение, но пока по нулям. Саша молчит. Лера истерит и толку от нее, как всегда.

— Тише, тише, — он разворачивает и перехватывает меня, пеленая в свои объятья, — не части́. Все решим. Рус ушел вчера из школы, и где он сейчас никто не знает?

Глубоко вдохнув, со свистом выпускаю воздух сквозь стиснутые зубы:

— Да.

— Но его же хватились? Ищут?

— А толку? Классный его, Бенедикт, связался с Сашей, тот ему заявил, что Рус у матери. Позвонили Лере, а она возьми и брякни, что он со второй матерью. То есть там все затихло, потому что Бенедикт, когда про меня слышит — успокаивается. А я-то думала, чего он мне в обед писал — все ли у нас в порядке? Ну, я и ответила, что все… Поэтому школа точно успокоилась. Лера ничего делать не будет, только переживать. Про Сашу у меня даже слов нет.

— Марго, милая, выдохни. Вдохни. Дыши, моя прекрасная.

— Влад, — я рычала и из рук его отчаянно выдиралась.

Надо было заказывать билет, названивать Саше, писать объяснение в Университет и собирать вещи.

И вообще, какая я ему прекрасная? Р-р-р

— Самая прекрасная. Единственная. Неповторимая. Самая лучшая. Просто погоди чуть-чуть.

— Я не могу. Не могу! У меня пропал ребенок, — Лерина истерика оказалась заразной, как не во время-то.

— Рус — взрослый, здоровый, сознательный и адекватный парень, — размеренный тон и умные слова Влада меня дико бесили. Протест пер из меня автоматически уже:

— Адекватный? В каком месте? У него там несчастная любовь, крах жизни, отец упырь, мать ехидна, да и та свалила в командировку…

— Ч-ч-ч, тише. У Руса лучшая на свете мать, раз с отцом не повезло. Компенсация, — да сколько можно увещевать-то?

— Хватит лить елей мне в уши! Влад, пока я решу вопрос с работой, пожалуйста, найди мне билеты. Ближайшие рейсы.

Но он по-прежнему держит меня крепко. Прижимает к себе плотно, не вывернуться.

— Да, бывает, что наша любовь кажется другим глупой, неуместной и нелепой, но она есть и для тех, кто любит — она важна. Маргарита, послушай меня. Тебе не нужно никуда лететь. Поверь мне, пожалуйста, с Русланом все хорошо. Скоро он даст тебе знать об этом. Потому что любит тебя, ценит и не хочет волновать. Он же писал тебе уже после того, как сбежал от всех?

Застываю сусликом на пригорке. В голове мечутся воспоминания:

— Эм-м, погоди. Давай, я посмотрю.

Открываю телефон, нахожу последнее сообщение от ослика и прикидываю время:

— Да. Он писал мне в семь вечера по Питеру.

— Ну вот видишь. Самого главного для него человека Рус предупредил, что все с ним в порядке. Уверяю тебя, скоро он объявится и для остального, временно недружественного мира.

И мне бы выдохнуть, подумать, успокоиться, но я же:

— Я так не могу. Мне надо быть там.

Влад встряхивает меня за плечи и пристально смотрит в глаза:

— И что ты там будешь делать?

Всхлипываю. Тру лицо ладонями, из которых он успевает вовремя вынуть телефон.

— Не знаю. Просто я смогу сказать ему, что я вернулась. Я рядом, он может больше не прятаться. Я помогу, я… — слезы все ж таки текут рекой.

Мне так жаль в душе маленького потерянного ослика. Поэтому я напрочь забываю, что Руслан у меня здоровенный самостоятельный лось давно уже. Кажется.

Влад тяжело вздыхает:

— Он все это знает. Рус счастлив, что ты у него есть. Он заботится о тебе, как умеет. С ним все хорошо, поверь мне. Пожалуйста.

И что-то такое есть в его тоне, во всем его облике и взгляде, что я не могу. Просто не могу… не поверить.

Со всхлипом обвисаю в его руках. Уткнувшись в твердую, горячую грудь, я рыдаю и рыдаю.

Влад подхватывает меня на руки и уносит на диван. Несмотря на давнюю взаимную нелюбовь с этим предметом мебели, я смиренно сижу у Влада на коленях. Прячусь от мира, себя, своих страхов и ужасных новостей в его объятьях, уткнувшись носом ему в шею.

Так и засыпаю, окутанная знакомыми ароматами бергамота, кедра и пачули.

Глава 34

Эмоциональные качели

'Быть может, за грехи мои,

Мой ангел, я любви не стою!

Но притворитесь! Этот взгляд

Все может выразить так чудно!

Ах, обмануть меня не трудно!..

Я сам обманываться рад!'

А. С. Пушкин

Утром первое, что я вижу, с трудом открыв глаза, это Влад.

Мы ночь проспали на диване в обнимку. Теперь у меня в затекших мурашках шея и рука, а он, скорее всего, весь. Ибо спала я практически на нем.

И впервые для меня сон на диване не сопровождался никакими гадостями и кошмарами. Я с него не упала, он подо мной не сложился, не провалился, пуфиком меня сверху не накрыло. В целом — впервые в жизни я просто спала на диване. Может, он не так и плох, как мебель?

Во сне Влад улыбается. Такой солнечный, милый, теплый, родной.

На глаза ему упала широкая прядь, к которой так и тянулась рука: убрать, погладить, пропустить между пальцев.